Это высказывание зреет во мне уже несколько месяцев, но все не было повода оформить его в текст. А теперь есть. Мне в руки попали два pdf-файла недавно выпущенных в петербургском издательстве «Порядок слов» книг поэтесс Елены Костылевой и Насти Денисовой. С такими файлами я всегда поступала одинаково — просила их у издателей или авторов и не читала. Не читала я и купленных или подаренных бумажных книг. По одной простой причине — почти любые поэтические публикации вызывают у меня тревогу, граничащую с панической атакой.
Уже очень давно я не читаю современную поэзию. Да, это такой каминг-аут на грани фола. За последние несколько лет современная поэзия стала для меня не пыточным домом языка, как писал Славой Жижек, а домом пыток в прямом смысле этого слова. Это пространство, в которое я прихожу утешиться, но вместо этого меня растягивают на дыбе. Что произошло со мной и поэзией? Во мне все еще жива надежда, что есть текст, который может меня утешить и что-то такое рассказать мне обо мне же, чего я сама о себе вспомнить не могу или совсем не знаю. Такой метод чтения Григорий Дашевский называл романтическим. Одновременно с ним я бы обозначила и романтическое письмо.
Что это за письмо? Я бы объяснила его через метафору магнита, брошенного в коробку с гвоздями, шурупами и прочим металлическим сором. Все мелкие вещи плоскостями и стержнями тянутся к магниту. Когда я пишу романтический текст, я надеюсь, что каждый/ая читающие найдут в этом тексте место для себя и собственного отражения. Эта парадоксальная возможность сказать за всех завораживает. Романтический текст может сопрячь в себе абсолютные противоположности. У магнита есть полюса. Такой текст привлекателен как фигура гения, в которую так часто вшиты несовместимые качества: он так холоден к близким вещам и так сентиментален при рассмотрении далеких, он захлебывается от пафоса в разговоре об абстракциях и поступает как последний подонок с близкими ему людьми.
Единственным опытом, который может объединить людей сегодня, как ни странно, является опыт одиночества и утраты связей с целым.
Мой орган чтения по-прежнему требует романтических текстов. Он томится по поэзии, которая могла бы рассказать мне обо мне. Не скрою, я испытываю тоску и горечь. Крушение великих нарративов оставило внутри меня дыру, которую я невротично пытаюсь заполнить. В своем чтении я похожа на промышленный пылесос — я втягиваю в себя все тексты подряд, но сытости не чувствую.
Современная поэзия — это пытка голодом. Пытка — это повод перестать читать современную поэзию, перестать думать о ней. Ведь каждый раз, сталкиваясь с текстами даже самых близких мне авторов/ок, я впадаю в беспамятство. Поэзия кажется мне чем-то бесполезным и местечковым, наскоро слепленной дешевкой, выдающей себя за то, что есть смысл читать.
Но пытка голодом может стать поводом и к поиску нового метода чтения. Когда я встречаюсь с текстами современной поэзии, я чувствую между нами огромную пропасть. Я живу в мире гетерогенного знания и сложной системы границ. Единственным опытом, который может объединить людей сегодня, как ни странно, является опыт одиночества и утраты связей с целым. Но в состоянии одиночества и утраты все ведут себя по-разному враждебно. В своей книге «Одиночество в городе» Оливия Лэнг цитирует кого-то из исследователей этого состояния. Она пишет, что одиночество в большинстве случаев усугубляется и поддерживается чувством страха преодоления самого одиночества.
Я бы хотела обратиться к эмпатическому чтению, которое, как мне кажется, приходит на смену романтическому.
Огромная бездна разнящихся опытов увеличивает страх сближения. Это мощное усилие, часто невозможное для современного читателя, — усилие эмпатическое. Я бы хотела обратиться к эмпатическому чтению, которое, как мне кажется, приходит на смену романтическому. Функция автора в романтическом чтении — обслужить чувства читателя. Конец этого метода чтения в 2012 году объявил Григорий Дашевский. Оно, к слову, не работает уже больше десяти лет, но тянется тенью утраты в сердцах читателей. На смену романтическому чтению должно прийти чтение эмпатическое. Это тот регистр чтения, в котором текст вскрывается как равное читателю бытие. Он не служит утешением, он не служит зеркалом, а наоборот — проявляется как равный собеседник. Этот метод чтения можно назвать еще и постколониальным. Это трудное чтение, практически недоступное для меня лично, но от этого еще более притягательное и кажущееся возможным.
Когда я пытаюсь представить себе карту современной поэзии, я вижу бесконечные острова в океане. И каждый остров — это не отдельные школа или направление со своими собственными эстетическими установками и правилами письма. Острова — это отдельные тела поэтов и поэтесс с их голосами, опытом и знаниями. Некоторые такие острова держатся в близости друг к другу — такие конгломераты объединены эстетическими тенденциями, исследователь современной поэзии Илья Кукулин в своих статьях настаивает именно на таком обозначении; другие острова перемещаются между телами и созвездиями тел. Среди островов есть и острова-мертвецы, но все существуют в одном пространстве и одной коммуникации.
Эмпатическое (постколониальное) чтение — это бережное путешествие по островам поэтических тел. Это большой труд преодоления культурной и опытной пропасти не на территории иностранных земель, а внутри культуры, которая все еще кажется единой за счет языка (русского), но после пристального рассмотрения оказывается враждебной из-за своей предельной инаковости.
ЛИТЕРАТУРА: ВЫБИРАЙТЕ ГЕРОЕВ ДЕСЯТИЛЕТИЯ
Подписывайтесь на наши обновления
Еженедельная рассылка COLTA.RU о самом интересном за 7 дней
Лента наших текущих обновлений в Яндекс.Дзен
RSS-поток новостей COLTA.RU
Источник: