В теории В.Л.Авагяна безресурсье и малоресурсье – городская сестра хорошо известной историкам проблемы – крестьянского безземелья и малоземелья. Внешне она, конечно, выглядит иначе, как и положено горожанке, но по сути – родная сестра малоземелья, сестра-близнец. Ресурсы, выделяемые индивиду на обработку, для производства продукта согласно его профессии, и ресурсы на поощрение его профессиональной деятельности – для горожанина имеют тот же смысл, что и участок земли для крестьянина в деревне эпохи натурального хозяйства.
Оплата труда человека в условиях разделения труда зависит от двух факторов:
1)Чтобы он действовал, а не вынужденно бездействовал, не простаивал, в условиях безработицы, неприкаянности, личной ненужности, не превращался для системы обменов в «лишнего» человека.
2)Чтобы потребители его продукта имели достаточные ресурсы для его поощрения.
Ничего сложного для понимания тут нет, наоборот, всё очевидно!
Безработный без денег, когда не может найти себе места в разделении труда – превращается в человека без средств к существованию. Но и трудясь, и производя полезный продукт – он может оставаться нищим, если потребителям его, по определению нужной, продукции, не даны средства достойного поощрения его труда.
Допустим, тысячи и миллионы семей очень остро нуждаются в квартирах. Но им нечем заплатить за квартиру, а дарить её бесплатно строитель не может и не хочет (что вполне понятно) – и потому он сидит без дела или работает в половину сил, спустя рукава- по причине того, что даже самые остро нуждающиеся в его продукте потребители – неплатежеспособны. Если бы покупатели квартир больше зарабатывали, то и строитель бы больше строил, изыскал бы резервы темпов.
Вся эта взаимозависимость (нищее окружение делает нищим труженика, а нищий труженик, после работы выступая в роли покупателя, делает нищим других тружеников, своё окружение) – упирается, по Авагяну, в ресурсную базу труда.
Человек может работать больше или меньше, это в его власти, но создать нефть или руду там, где их нет от природы – не в его власти. Именно поэтому главной проблемой труда В.Л. Авагян назвал ресурсный допуск труда. Допущены ли рядовые труженики до тех ресурсов, обрабатывая которые, они сами же и произведут всё, необходимое им для жизни?
Если у человека есть участок, кирпичи, раствор и всё прочее — он может строить дом, а может и не строить. Это вопрос желания. Но если у человека нет ни участка, ни стройматериалов, то мы никогда не узнаем, какой из него строитель: процессу просто не с чего стартовать!
Простейший (но не единственный) пример: допущен ли крестьянин до земли, на которой он может вырастить спасающий его от нищеты урожай? В наше время одной земли мало – нужен доступ хлебороба и к ГСМ, и к машинно-тракторному парку, к удобрениям, иным ресурсам природного и инфраструктурного происхождения – чтобы он сумел перестать быть нищим.
Во второй Государственной Думе, в 1906 году депутат от крестьян, крестьянин Ф. Петроченко очень точно заявил либеральным болтунам:
— Сколько прений ни ведите, другого земного шара не создадите. Придется эту землю нам отдавать.
Без предоставления ресурсной доли человеку – никакой, даже самый интенсивный, самый производительный, самый рациональный труд из нищеты не вытянут.
При определённых условиях доступа к ресурсной базе, из которой труд черпает себе природное (а теперь и инфраструктурное) сырьё для обработки, любой и всяческий труд, в лучшем случае, даёт лишь выжить трудящемуся впроголодь, и не более того. А иногда самый интенсивный труд на износ организма не даёт и этого!
+++
Отсюда, согласно теории В.Авагяна, получается, что безресурсье[1] и малоресурсье[2] — такие же язвы XXI века, как безземелье и малоземелье крестьянства в начале ХХ века. В сущности, безземелье и малоземелье – частный случай безресурсья и малоресурсья, создающих широчайшую толщу в прямом смысле обделённых: как в доступе к труду, так и в оплате труда.
Безответственность власти создаёт нищету гражданина, а гражданин, как бы в отместку (на самом деле, просто в силу причинно-следственной связи) делает нищим своё государство: ничего не покупает, ничем не пользуется, и тем не даёт развиваться отечественному реальному сектору экономики.
В самом деле, как, а главное, зачем – увеличить строительство жилья или производство колбас, если их возросшие объёмы не покупают?!
И ежу (но не рыночным либералам) понятно, что вначале надо выделить возможность, или даже право человеку приобрести квартиру или кушать больше колбас.
Когда появится оплачиваемая заявка на продукт труда – появятся и труд, и его продукт! Но если нет оплачиваемой заявки, то зачем нужен труд, и куда девать продукт его обработки?
Да и, кроме того, если нет покупки продукта – чем оплатить конструмент[3], затраченный обработчиком?
Вы построили многоквартирный дом, и то, что квартиры нужны людям – не вопрос; вопрос в другом – оплатят ли люди, в состоянии ли они оплатить то, что им так сильно потребно? Если они не в состоянии, то их неплатежеспособная жажда иметь жильё не поможет вам оплатить стройматериалы, строительную технику, работу бригад и т.п.
+++
Очень непонятно, почему некоторые люди даже сегодня не видят принципиальную несовместимость конкурентной экономики противоборствующих частных и групповых автономных доменов – и национального единства, Общего Блага.
Общее благо может быть у людей только при условии совладения (кондоминиума[4]) на средства производства – то есть в экономике советского типа.
Если у вас с соседом один трактор на двоих – то он и производит общее благо. А если фабрика-конкурент производит такие же велосипеды, как и ваша – то любой ваш производственный успех для неё ущерб, удар, урон. И наоборот. Любые ваши успехи в конкурентной экономике симметричны бедствиям у конкурентов. Это касается не только фабрик, но и отношения рабочего с работодателем: чем дешевле соглашается продать свой труд и время рабочий, тем лучше для работодателя, и тем хуже для рабочего.
В условиях глобализма эта логика «им хуже – нам лучше» переходит (впрочем, наследуя в этом европейскому колониализму XIX века) на страны, народы и континенты. Конкурентные преимущества одной страны делают другое государство «конченным». Вставшие на ноги первыми не дают встать тем, кто пытается встать позже них, сбивают и валят.
Оттого в любой из форм конкурентной экономики не может быть общего благополучия – потому что в ней благополучие одних (людей, предприятий, отраслей, наций) неразрывно связано с неблагополучием других.
+++
Глупо говорить о мире и согласии, когда один жрёт другого. В такой системе, по Авагяну, не может быть общего экономического успеха (успех одного есть провал другого, и наоборот), экономического развития в целом (развитие одного означает деградацию другого). Средние числа статистики в такой системе становятся бессмысленными, ибо отражают «среднюю температуру по больнице», а не права и возможности для всех.
Но очень важно дополнить диагноз экономиста Авагяна диагнозами социопатолога А.Л. Леонидова(Филиппова).
Рассматривая общество под углом своей науки, Леонидов говорит, что в конкурентной экономике, где успех одного строится на разорении и несчастье другого – не может быть и Коллективного Разума. А ведь именно обобщающий разум – базовая основа науки, культуры, нравственности!
Но какая может быть общая идея у хищника и его жертвы? Единая культура требует единой этической и эстетической оценки явлений, а как вы себе это представляете у хищника и жертвы? Наука – это мысль, одинаково ценная и полезная для всех, а не только для одного биологического носителя (отсюда объективность чистого разума – противостоящая субъективности биологической особи, всё меряющей своей шкурной выгодой).
Но зачем хищнику делать жертву умнее, образованнее? Чтобы жертва эффективнее отбивалась? И наоборот, зачем жертве учить уму-разуму хищника? Чтобы он быстрее её загрыз?
Общие идеи в среде, где господствуют вражда и взаимное пожирание – как могут существовать, и зачем им там существовать?
Понятно, что хищнику выгоднее припрятать знание, чем делиться им с жертвой (отсюда деградация школы, сворачивание науки, ЕГЭ и другие «прелести» неандертальства). Да ведь и наоборот, жертве, познай она что-то полезное – лучше скрывать это знание от хищника, чтобы не усиливать его!
Таким образом, общее пространство культуры и познания разрывается, растаскивается, с двух сторон уничтожается. Вместо коллективного разума с его обобщающими идеями – появляются аналоги частных фирм в сфере духа: конкурирующие умы. Задача такого ума, обслуживающего бешеную борьбу за существование кратко-живущей биологической особи не в том, чтобы просвещать другой ум, а наоборот – максимально оглушить его, затемнить, толкнуть в сторону деградации. Интеллектуальное превосходство над конкурентами добывается не только саморазвитием, но и оглуплением конкурентов, подавлением в окружающих ростков интеллекта и связного аналитического мышления.
Так в конкурентной экономике оказываются невозможными не только общий экономический успех[5], но и общая наука, единые стандарты просвещения, общая культура.
Если вы не совладельцы ресурсно-производственных систем, а соревнующиеся претенденты на их захват – то нанесение взаимного ущерба, взаимного вреда становится господствующей логикой.
И не только в экономике (что убедительно доказал В.Авагян), но и шире, во всех аспектах человеческой жизни, включая даже такие отвлечённые и безобидные, как школьные уроки и культура (что не менее убедительно доказал А. Леонидов).
Замкнувшая на себя и свой эгоизм потоки времени и пространства биологическая особь, живущая не в общей, а в собственной Вселенной (пузыре времени-пространства-вещества, непосредственно доступной её организму) – не ставит цели разрушить человеческую цивилизацию.
Но, несмотря на это – именно разрушение цивилизации[6] становится итогом всей деятельности биологической особи, конкурирующей с себе подобными.
[1] Выгодное работодателям и лоббируемое ими отсутствие права на труд, создающее безработицу, губящую безработных и шантажирующую трудящихся. Позволяет выморить «лишних» для хозяев жизни людей и держать в железной узде тех, кто в роли подчинённых не «лишний» для работодателя.
[2] Круговая порука работодателей, создающая и поддерживающая замкнутый круг низкой оплаты труда, сдерживающий в национальном масштабе рост платежеспособности покупательских масс, и через это сдерживающий рост производительности национального хозяйства.
[3] В политэкономии Авагяна «конструментом» называют всё то, из чего делают продукт, в отличие от «инструмента» — всего, чем делают продукт. Смысл прикладывать инструмент к конструментом Авагян называет «кводоментом» — то есть мотивацией труда, отвечающей на вопрос – зачем я делаю то, что делаю?
[4] Кондоминиум (лат. con «вместе» + dominium «владение») — совместное владение, обладание единым объектом, каким-либо значимым и принципиально-неделимым имуществом. чаще всего домом, но также и другим недвижимым имуществом.
[5] Исключение составляет только групповой эгоизм какой-либо группы, совместно гробящей другие группы, и пребывающей во внутренней солидарности своего заговора против окружающих. Но, если подумать, никакое это не исключение, а всего лишь проявление стайности, воровской солидарности в банде.
[6] Выстроенной на солидарности людей, общих идеях, поступательности и преемственности, взаимном согласовании действий широких масс во многих поколениях.
*Экстремистские и террористические организации, запрещенные в Российской Федерации: «Свидетели Иеговы», Национал-Большевистская партия, «Правый сектор», «Украинская повстанческая армия» (УПА), «Исламское государство» (ИГ, ИГИЛ, ДАИШ), «Джабхат Фатх аш-Шам», «Джабхат ан-Нусра», «Аль-Каида», «УНА-УНСО», «Талибан», «Меджлис крымско-татарского народа», «Мизантропик Дивижн», «Братство» Корчинского, «Тризуб им. Степана Бандеры», «Организация украинских националистов» (ОУН)
Источник: