Фото и иллюстрации: Инна Портнова
В местах, где нет очевидных памятников архитектуры и исключительных красот природы, фотограф воспринимается изначально как лицо, имеющее вредительские, кляузные или криминальные цели, чью деятельность необходимо пресечь любой ценой. Инна Портнова описала свой опыт любительской съемки.
Несколько лет назад я увлеклась стрит-фотографией. Больше всего мне нравится фотографировать не привычный всем причесанный и растиражированный центр Москвы, а Преображенку, район, где родилась и живу.
Фотографировать я начала в 2014 году. Сначала долго ходила по району, пытаясь запечатлеть его красоту на телефон. Увлеклась настолько, что через год обзавелась профессиональной камерой. В тот момент меня не интересовало ничего, кроме дальности, светосилы и прочих технических тонкостей. Ни о чем другом я и не думала, а зря.
В 2015 году на меня впервые напали, пытались разбить фотоаппарат. Тогда я подумала, что это лишь несчастливая случайность, о которой стоит поскорее забыть.
Однако со временем несчастливые случайности стали происходить со мной все чаще и чаще. Прошедшим летом на меня снова напали, и я пошла в полицию. Это не помогло. Тогда же я стала замечать, что за мной периодически следят.
Все эти обстоятельства побудили меня к созданию проекта, реконструирующего ситуации агрессии по отношению к человеку с фотокамерой.
На каждую съемку я выхожу с ожиданием нового открытия. Мне нравится снимать надписи на стенах. «Сердце проснется, как только услышишь музыку этих уставших дворов» — одна из любимых находок, до определенного момента полностью отражавшая мое мироощущение.
Их было несколько — изрядно выпившие мужчины и женщины. Мой фотоаппарат им сразу не понравился. Обступив меня, они начали приставать с вопросами. Потом они повалили меня на землю и принялись бить ногами. Я думала только об одном: «Только бы не разбили камеру». Вид приближающихся прохожих их спугнул, и они неспешно удалились прочь.
Мы знакомы с ней много лет. Ей за 80. У своего дома она по-прежнему разводит великолепный сад и каждое утро кормит бездомных кошек. Лишь завидев мой фотоаппарат из окна, она бежит наполнять ведро ледяной водой.
Мы знаем друг друга только в лицо, хотя живем в одном дворе. На вид ей лет 60. Она практически не выходит из дома — целыми днями занимается домашним хозяйством. Заметив меня с фотоаппаратом у своего подъезда, она выкрикивает оскорбления прямо из квартиры или выбегает на улицу с каким-нибудь грозным оружием.
Участковый был подчеркнуто вежлив: «Люди недовольны, жалуются на вас. Что здесь можно фотографировать, ничего ни интересного, ни красивого. Поехали бы с фотоаппаратом на Красную площадь, на Ордынку, к памятнику Пушкину. Вам что, кто-то платит за это? — Не платит… Для себя… — Ну совсем глупо! Вам стоит сделать разумные выводы и в корне пересмотреть свое поведение».
Их было двое. Сначала подошел мужчина — бывший уголовник, завсегдатай местной нелегальной барахолки. К нему присоединилась женщина, уличная торговка носками и колготками. С криками и ругательствами они отобрали у меня фотоаппарат и начали развинчивать его у меня на глазах. Объектив полетел в воздух. К счастью, его поймал случайный прохожий. Флешкарта в доли секунды была раскрошена и втоптана в землю. Угомонить парочку и вернуть мне камеру смогли только местные дворники. На этот раз я написала заявление в полицию.
Дважды я писала важные, как мне казалось, бумаги. Сначала заявление в дежурной части, потом объяснение в кабинете дознавателя. Личности моих обидчиков были установлены, привезти их в отделение не составило для полиции никакого труда. В течение нескольких часов после задержания они были отпущены на свободу, а мне было сказано успокоиться и ждать. С тех пор пошел уже четвертый месяц, но никакого ответа на мое заявление так и не последовало.
Я фотографировала в соседском дворе. Внезапно меня скрутили и поволокли по земле. Это было очень страшно. Лиц нападавших я не видела, но слышала голоса. Они говорили между собой о том, что я «наркоторговка», что меня нужно держать как можно крепче, что я могу «скинуть товар» и удалить с камеры фотографии «закладок». Потом с оскорблениями и гадкими комментариями мне был устроен полный досмотр, однако ничего подозрительного найдено не было. Не представившись, не извинившись, они сели в патрульный полицейский автомобиль и дали по газам.
Когда в моих руках камера, я редко обращаю внимание на то, что происходит вокруг. Этот автомобиль я заметила не сразу. В какой-то момент я поняла, что он прицельно ездит за мной и тормозит ровно тогда, когда я хочу сделать очередной кадр. Через несколько часов преследования, я не выдержала и подошла к машине. В ней оказалось двое мужчин, они представились сотрудниками местной Управляющей компании. Они даже не пробовали отрицать, что следят за мной, снимают и меня, и те места, которые вызывают мой фотографический интерес. С тех пор, гуляя по дворам, случается, я вижу этот автомобиль где-то поблизости.
У меня дома не висит карта района, и в реальности я не отмечаю флажками очередную точку агрессии и полного непонимания моих творческих устремлений. Эта карта навсегда у меня в голове.
Для проекта были специально отсняты те места в районе, где происходили события. Мои изображения и образы других персонажей были сделаны отдельно по воспоминаниям и наложены на фоны методом коллажа.
Наполнением фигур в коллажах стали статьи из Конституции РФ, уголовного и административного законодательства, выдержки из научных трудов о природе и структуре агрессии, отрывки моих заявлений в правоохранительные органы.
*Экстремистские и террористические организации, запрещенные в Российской Федерации: «Свидетели Иеговы», Национал-Большевистская партия, «Правый сектор», «Украинская повстанческая армия» (УПА), «Исламское государство» (ИГ, ИГИЛ, ДАИШ), «Джабхат Фатх аш-Шам», «Джабхат ан-Нусра», «Аль-Каида», «УНА-УНСО», «Талибан», «Меджлис крымско-татарского народа», «Мизантропик Дивижн», «Братство» Корчинского, «Тризуб им. Степана Бандеры», «Организация украинских националистов» (ОУН)
Источник: