Последний ягельник

На правом берегу реки Аган в Нижневартовском районе Ханты-Мансийского автономного округа остался последний участок ягельного бора. Восемь лет назад нефтяная компания «ЛУКОЙЛ — Западная Сибирь» получила в разработку Марталлеровский лицензионный участок, который оказался в границах родовых угодий коренных жителей, и начала возить технику через этот бор. Корреспондент «7х7» Айгуль Хисматова побывала на стойбище семейства Айпиных, хранителей священных мест по реке Аган, и узнала, как семья пытается спасти от разрушения уникальный ягельник.

Между Новоаганском и Аганом

Чтобы попасть в ягельный бор, где находится стойбище, сначала нужно добраться до поселка городского типа Новоаганска, который стоит на реке Аган в центре Западно-Сибирской низменности на северо-востоке Ханты-Мансийского автономного округа.

От Нижневартовска до поселка — 230 километров, сюда можно доехать на машине или автобусе, который ходит раз в сутки и прибывает в пункт назначения в девять вечера. Стоит только выйти из автобуса — и тебя с ног до головы облепит гнус. Здесь вообще очень много комаров и паутов, от которых не спасает репеллент. Для поездки в лес нужна специальная экипировка: одежда, которую не прокусят насекомые, и сетка на лицо.

На весь поселок — единственная гостиница «Таёжная»: три номера с общим душем и туалетом на этаже.

— Местные в последние годы стараются покинуть поселок, — рассказывает владелица гостиницы Анастасия Зорова, пока оформляет документы на заселение. — Квартиры здесь люди сдают просто за оплату коммунальных услуг.

Утром выяснилось, что кафе или столовой, где можно было бы позавтракать, в поселке нет. На улице возле уазика уже ждет молодой мужчина с загорелым лицом. Это Саша Айпин, местный ханты, сын главы семейства.

Саша Айпин — сын главы семейства. Его род очень древний, все его предки разводили оленей и жили в согласии с природой

У ханты принято считать, что все они произошли от какого-то животного или птицы. Генеалогическое древо рода Айпиных очень древнее. В начале первых десятилетий XX века на Агане жили представители трех хантыйских родов — Медведя, Лося и Бобра. Айпины ведут свой род от Бобра, они — хранители священных для ханты мест, где по поверьям обитает Аганская богиня.

Каждое семейство — это несколько родовых линий. Представители одного семейства принадлежат к одному роду, хотя могут иметь разные фамилии. Глава семейства — обычно самый старший и образованный член семьи. В семействе Айпиных — это отец Саши Семён Александрович Айпин.

Сегодня на территории Аганского ягельного бора, который растянулся вдоль реки Аган на 80 километров, живут шесть семей, некоторые из них — из семейства Айпиных. Все они — оленеводы. По традиционному укладу олени находятся на полувольном выпасе: за животными никто не ходит с хворостиной, как за коровой, — они гуляют по лесу и сами приходят к хозяевам на стойбище. Поэтому число их всегда непостоянно: одни могут погибнуть от хищников, браконьеров или нефтяников, попасть под колеса техники, другие, испугавшись шума машин, убегают так далеко, что уже не возвращаются. Саша затруднился назвать, сколько оленей сейчас у семей: может, 200, может, 300. Это на всех.

До ягельника ехать недалеко, около 12 километров. Первой нашей остановкой стал мусорный полигон в трех километрах от поселка. Огромный котлован в земле на три гектара, в котором лежат тонны отходов: пластик, пакеты, предметы мебели. Целая гора на фоне леса.

В Новоаганске нам встречались цветные мусорные контейнеры для раздельного сбора отходов. Но в котловане мусор — и это видно невооруженным глазом — не рассортированный.

— Раньше здесь был хороший, крепкий ягельный бор, в котором паслись олени, — вспоминает Саша. — В километре от этого места на стойбище жили оленеводы. Но в конце 60-х годов, когда начали строить Новоаганск, ягельник снесли, вырыли котлован и устроили свалку. Оленей не стало, людей не стало. Что поделать, жизнь, конечно, меняется, мусор людям нужно куда-то складировать, но жаль, что вот так решили проблему. Когда этот котлован заполнится, скорее всего, весь этот мусор просто закопают.

Дальше едем молча. Проезжаем мимо местного кладбища, после него асфальт заканчивается и начинается грунтовая дорога.

Саша просит спрятать фото- и видеотехнику со штативом: впереди пост КПП, не надо привлекать к себе внимание. Километров через 10 останавливаемся перед шлагбаумом. Из вагончика вышел мужчина в униформе, обошел нашу «буханку», не заглянув внутрь и не спросив документов, поднял шлагбаум. Саша поясняет: его машину здесь знают, поэтому и к гостям вопросов нет. К тому же сейчас нефтяники ведут в основном разведочные работы. Когда найдут нефть, начнется следующая фаза освоения лицензионного участка, здесь сделают капитальную дорогу, проезд на территорию будет ужесточен.

В 2013 году компания «ЛУКОЙЛ — Западная Сибирь» по лицензии, действительной до 2036 года, начала осваивать Марталлеровское месторождение примерно в 23 километрах к западу от Новоаганска, на землях Аганского лесничества. Площадь месторождения — около 200 гектаров. На территории участка зарегистрированы угодья, они закреплены за теми главами, которые живут в Аганском бору. Саша уверен: если не защитить сегодня Аганский бор, то за 25 лет нефтяники сровняют его с землей. Традиционное хозяйство Айпиных исчезнет еще раньше: нефтяная компания установила скважину №90Р в двух километрах от их стойбища.

Дальше за КПП дороги нет, машину трясет на ухабах, мы отбиваемся от паутов, которых не выжить из кабины.

Стойбище

Стойбище Айпиных находится на просторной поляне, огромную территорию занимает деревянный загон — кораль, сюда оленей приводят для ветеринарного осмотра и обработки. Выглядит подворье цивилизованно: на крыше избушки — «тарелка» МТС, рядом с избушкой — баня и лабаз на высоких столбах для хранения провианта. Чуть дальше — навес, под которым хранятся рыбацкие сети, рога оленей, хозяйственный инвентарь и стройматериалы. На краю стойбища — деревянный дом, из дверного проема которого валит дым. Это олений домик, разъясняет Саша, сюда олени приходят отдыхать от гнуса. Еще один дымокур для оленей — печка-буржуйка. Олени лежат рядом, на земле, выглядят худыми. Саша говорит, летом всегда так, а к зиме олени «откушаются», станут красивыми, мех отрастет.

Электричества нет. Ханты управляются с домашними делами при дневном свете, а вечером включают электрогенератор. Избушка внутри без комнат, от этого ощущение свободы и простора: справа от входа — кухонный угол для приготовления еды, тут же газовая плита на столе, рядом печка-буржуйка. Слева — столовый уголок: стол, стулья, все скромно, только самое необходимое. У дальней стены — спальный подиум с матрасами. На стене висят национальные рубахи, платки, полотенца. Еще есть рабочий стол с ноутбуком и плазменный телевизор.

На стойбище постоянно живут только Сашины родители. Саша с семьей живут в селе Варьёган (в переводе с хантыйского «запорная речка») в семи километрах от Новоаганска: двое его сыновей ходят в поселковый детский сад, а каникулы и выходные проводят с бабушкой и дедушкой. Супруга занимается хозяйством и детьми.

Саша мечтает дать сыновьям хорошее образование. У него самого — высшее педагогическое образование и незаконченное второе высшее: из-за болезни пришлось оставить заочное отделение государственного и муниципального управления. Возвращаться в институт Саша уже не хочет: нет денег, нужно поднимать сыновей и заниматься хозяйством, на доходы от которого живет семья, — собирать грибы, ягоды, кедровые орехи, продавать оленину. ЛУКОЙЛ выплачивает его семье компенсацию в 6 тыс. руб. в квартал на человека. Бензина нефтяники дают мало, говорит оленевод, комбикорм для оленей ежегодно урезают, да он и не заменит ягеля.

Когда-то Саша Айпин работал учителем физкультуры. В 2010 уволился и попробовал заняться развитием внутреннего туризма: решил построить гостевые домики, организовать на стойбище сафари на оленях, рыбалку с национальным колоритом, медвежьи игрища и даже занятия йогой на природе. Три года участвовал в региональных конкурсах грантов в сфере этнотуризма, но его бизнес-проект так и не получил поддержки. А потом пришел ЛУКОЙЛ.

Законсервированная с советских времен скважина

Пьем чай. Саша рассказывает: большую нефть в Нижневартовском районе обнаружили в 1960-х годах, по реке Аган пошли первые баржи с разведочными вышками. На правой стороне Агана как раз и произошла первая встреча нефтяников с ханты.

— Наши старики рассказывали, что встречали чужеземцев с добром, по традициям северного человека. Нефтяники тогда еще Советского Союза договаривались с коренным жителями, и наши старики говорили: «Проходите». И никто тогда не предвидел, конечно, к чему это приведет. С 1970-х годов ханты начали исчезать: появился алкоголь, людей, которые прежде жили в лесу и не знали, что это такое, приучили к нему. Ханты начали тонуть, болеть, уходить из леса в поселки. Потом бурные 1990-е. В общем, стариков, знатоков событий тех лет не осталось, народность вымирает. Среди хантыйской молодежи сегодня очень распространен алкоголизм и суицид — целое поколение ханты оказалось выброшенным на берег, работы в поселках почти нет, они не знают, чего хотят. Есть те, кому удается воспользоваться льготами, устроиться в бюджетную организацию или в нефтяную компанию на работу, но таких очень немного.

Когда-то здесь был ягельный бор, но нефтяники вырубили его, чтобы добывать песок

«Без ягеля нет оленя, а без оленя нет ханты»

Песчаный пустырь. Перед нами — остатки поваленных стволов, растительности почти никакой. Небо, которое еще несколько минут назад было голубым и солнечным, затянуло низкими тучами — погода здесь переменчива.

— Мы находимся в северо-восточной части той территории, которая должна была стать заказником. Раньше здесь рос ягель. В начале 2000-х годов нефтяникам потребовалась дорога на Могутлорское месторождение, примерно в 50 километрах отсюда. Нужен был песок, чтобы дорогу отсыпать, поэтому здесь вырубили бор и сделали карьер. Когда вновь здесь прорастет лес и ягель — неизвестно. Возможно, уже и не прорастет, потому что здесь один песок, — рассказывает Саша.

Снова садимся в «буханку» и углубляемся в лес. Дорога уже накатанная, повсюду следы от колес, они в разных направлениях изрезали бледно-зеленое ягельное покрывало. Саша объясняет:

— Прямо на машинах от гриба до гриба катаются. Встретишь такого, сделаешь замечание: ну поставь ты машину и иди пешком. Заявляют: «Нет, я не хочу! Ты кто такой?» Отвечаешь им: «Я — оленевод, это — оленье пастбище». Некоторые агрессивно реагируют, угрожать начинают какой-то расправой… У нас пропадают олени. Не только у нашей семьи — и у других тоже. Олени же самостоятельно пасутся. Пришлые отстреливают на мясо, не понимая, что перед ним не дикий олень, а домашний. И нет абсолютно никаких понятий о том, как себя нужно вести в лесу.

По словам ханты, сегодня две тревоги — промышленные разработки нефтяников и вот такие нашествия гостей из городов Радужного, Нижневартовска, Покачей, которые стремятся в Аганский бор за грибами и ягодами. Рыбаки проезжают через бор на машинах к реке. Гости повсюду оставляют мусор: бутылки из-под пива и водки, пластик, бумагу. Саша считает, что дорога, которую отсыпали нефтяники от Новоаганска и Покачей, открыла в угодья путь людям, которые не понимают, что в бору живут люди, что он и все, что в нем, кормит их, что это чье-то хозяйство.

Стихийные дороги переплетаются с противопожарными рвами и просеками — сейсмопрофилями, которые, как рассказал Саша, проложили с помощью лесозаготовительной техники — искали залежи полезных ископаемых.

Ягель, или олений мох, внешне похож на губку. Он очень хрупкий, если в сухую погоду наступить на этот мягкий ковер, то, как объяснил Саша, основание ягеля, его стебель, разрушится. После этого лишайник очень долго растет — на восстановление от травм, нанесенных ногами людей и колесами машин, нужно примерно 60 лет. А ягель — это 90 процентов рациона северного оленя. Олень способен учуять мох на расстоянии до пяти километров и даже достать его из-под глубокого снега. И самое важное: поедая этот лишайник, животное избавляется от кишечных паразитов. Если олень перестанет есть ягель, он заболеет и умрет. И когда ханты говорят о ценности ягеля и о том, что его нужно спасать от уничтожения, они не преувеличивают: не будет ягеля — не будет оленей.

— А без оленей нет нас, нет нашего традиционного уклада. И в этом опасность — нас могут выдавить с нашей земли, целая народность может раствориться в городах, — говорит Саша.

Горельник

Пейзаж за окном машины меняется: хвойный лес редеет, кругом торчат выгоревшие пеньки. В 2012 году здесь случилась еще одна беда — ХМАО накрыла аномальная жара, массово горели леса. Этой участи не избежал и Аганский бор — все ягельники на территории семьи Айпиных выгорели. Отстоять удалось только один небольшой участок пастбища почти в центре родовых угодий потомков рода Бобра.

— Вот смотрите: это — сгоревший ягель, — Саша берет в руки кусок почти черной губки, сжимает ее, и она с хрустом крошится. Вокруг лежит множество таких же сгоревших лепешек ягеля, поэтому под ногами постоянно похрустывает. Саша говорит, что эту землю теперь зовут Горельником: она мертвая, восстанавливаться от пожаров будет долго, лет 90, если не больше.

Святыни и варвары

Следующая наша смотровая точка — скважина 20П Южно-Рославльского месторождения, принадлежащая «Русснефти». Кругом все те же свидетельства пребывания в бору гостей: бутылки валяются вдоль искусственно насыпанной дороги из песка, на ветвях деревьев — полуторалитровые пластиковые бутылки. По словам Саши Айпина, такие «украшения» посетители оставляют не просто так: это указатели дороги. Выглядит варварски.

У скважины молча прогуливаемся: стеклотара, какие-то тряпки, упаковки из-под «Доширака», пустые аэрозольные баллончики. На кустовой площадке стоит промышленный гул, есть жилой вагончик, душевая кабинка, но людей не видно — пообщаться не с кем.

— Печальное зрелище. Сил нет смотреть на это. Сейчас поедем дальше, тут рядом. Там похлеще будет… — говорит Саша.

«Зрелище похлеще» оказалось стихийными стоянками рыбаков и грибников. Высокие тонкие сосны, зелень и — россыпи отходов. Пакеты, бутылки, пластик, жестяные банки из-под консервов, одноразовая посуда — все, что можно вывезти в город и выбросить в мусорный контейнер, валяется кучей рядом с импровизированным столом, на котором стоит одинокая недопитая бутылка водки.

— Вот такой сегодня Аганский ягельный бор. Скоро он превратится в одну сплошную свалку… Люди не понимают. Ну приходишь ты в лес — не круши, не ломай, возьми, сколько надо, и уходи, не оставляя грязи. Нужен закон по ягелю, бору нужен природоохранный статус. Что моим сыновьям достанется? Помойка? Иной раз я смотрю на все это — и волосы дыбом встают, в груди все сжимается!

Мы сделали еще несколько остановок в лесу. Всюду одна и та же картина — бытовой мусор, брошенные с начала освоения ржаветь кабины грузовиков, вагончики геологов и огромные клубки проволоки. И даже старое сломанное кресло.

Священное место, куда нельзя посторонним, — родовое кладбище Айпиных. Мародеры не раз грабили его

Саша решил показать нам родовое кладбище. На поляне то тут, то там деревянные сооружения, по форме напоминающие вытянутые домики с двускатной крышей. Они так и зовутся — домовики (или домики мертвых). Могилы разного размера, много детских захоронений — над ними, как правило, установлена птичка, а не крест. У некоторых домовиков от времени разрушена крыша и повален крест. Снимать родовое кладбище оленевод разрешил не сразу, считая, что незачем беспокоить предков. Здесь никого не хоронят уже с 1980-х годов. Это артефакт, рядом с которым все эти брошенные колеса, ржавые кабины и бутылки кажутся еще более дикими и неуместными.

— Если мы уйдем, ханты потеряют важную святыню. Это все равно, что поставить буровую посреди православного храма или мечети. Это удар по духовным ценностям коренных народов.

Дорога смерти и скважина Р-90

Основная лесная грунтовая дорога — это дорога, которую когда-то проложила компания «Русснефть» до своего 20-го куста. Сегодня по ней можно добраться до скважин разных компаний, у которых на территории Аганского бора есть лицензионные участки. Чтобы доехать до скважины №90, в 2013 году нефтяникам ЛУКОЙЛа потребовалась еще одна дорога, и проложить ее они намеревались через земли оленеводов, то есть тоже по ягельному бору. Для этого им было необходимо получить разрешение коренных жителей, согласовать с ними маршрут.

Ханты не стали подписывать себе смертный приговор, но разрешили нефтедобытчику воспользоваться коридором на севере своих угодий — там находятся болотные участки, которыми ханты решили пожертвовать ради сохранения ягельного пастбища. Нефтяникам обходной путь по болотам показался экономически невыгодным. Они схитрили: завезли тяжелую спецтехнику ночью. Ханты обратились в полицию, через несколько дней дочернее предприятие ЛУКОЙЛа «Покачёвнефтегаз», которое занимается разработкой недр, было вынуждено вывезти оборудование. Полиция следила, чтобы не произошло столкновения между ханты и работниками нефтяной компании.

После этого инцидента Саша Айпин обратился к сотрудникам международной экологической организации «Гринпис России» и к журналистам. Откликнулись не только местные СМИ, но и журналисты других стран — Финляндии, Польши, Бельгии и Италии. Глава семейства Семён Айпин нашел адвоката Галину Оболенскую, которая посоветовала затребовать у нефтяной компании компенсацию в 5 млн руб. Платить столько нефтяники не захотели и обратились к властям региона с просьбой срочно провести комиссию по вопросам территорий традиционного природопользования ХМАО, на которой доказывали, что имеют право вести работы на своем лицензионном участке.

Встреча коренных жителей и представителей ЛУКОЙЛа состоялась в Ханты-Мансийске, в департаменте природных ресурсов. Договориться сторонам не удалось. На комиссии чиновники предложили создать памятник природы, ханты его одобрили, но при этом комиссия все же вынесла решение в пользу недропользователя. В конце 2013 года Айпины обратились к губернатору округа на «прямой линии» с просьбой защитить права семьи и остановить разрушение ягельника. Но ничего не помогло: в 2014 году компания проложила зимник и завезла тяжелую технику на территорию родовых угодий.

В том же году ханты снова уличили нефтяников в несогласованном проезде по ягельнику. Весной СМИ округа опубликовали новость: ханты поставили на пути машин свои чумы и несколько дней «держали оборону». По словам же Саши, чумы ставили рядом с дорогой — и не для того, чтобы перегородить проезд, а чтобы караулить спецтехнику и не дать ей ехать дальше, пока на место не прибудет начальство.

Нефтяники заявили в полицию, что из-за действий местных жителей они терпят убытки, но там отказались возбуждать дело. Только после этого скандала последовала реакция главы Югры Натальи Комаровой: она поддержала требования ханты оставить в покое единственный сохранившийся участок ягельного бора. Нефтяники отступили, но только на время.

Дорога через горельник. Отсюда начинаются родовые угодья Айпиных

Проложенная нелегально дорога осталась. По ней мы быстро доехали до огороженной металлическим забором площадки с большими воротами — скважины Р-90, с которой начался конфликт. От нее до стойбища всего два километра. Саша увидел открытые ворота и расстроился:

— А ведь обещали заварить. И опоры раскопанные, свежие следы — срывали ограду и снова на место ставили.

На площадке пусто, тихо. Стоят вахтовые «УРАЛы», вагоны-бытовки. Из-за одного такого вагончика выглянул мужчина и тут же, увидев нас, спрятался. Саша рассказывает: отношения с недропользователем, который открыл эту разведывательную скважину в двух километрах от стойбища, не заладились сразу.

— С самого начала «ЛУКОЙЛ — Западная Сибирь» начал с обмана. Они молча, не считаясь с нами, начали завозить сюда тяжелую технику, прямо через наши пастбища, несмотря на то что мы пытались с ними вести равный диалог и высказывали свои пожелания. В подписании соглашения на разработку 90-й скважины в договоре нас всех обманули, много обещали, но с обещанного мы ничего не получили.

Нефтяники разбирают ворота, чтобы пропустить технику. Фото Александра Айпина

По словам ханты, этих ворот и калитки, через которую мы прошли на кустовую площадку, быть не должно. Все это должно быть заварено, чтобы рабочие машины нефтяников ехали другим путем, не через ягельник. Но работники ЛУКОЙЛа регулярно нарушают границы и выезжают с куста №90 с этого хода, снимая ворота и ставя их обратно. Олени Айпиных периодически заходят через открытые ворота на территорию кустовой площадки и теряются.

— Генеральный директор «Покачёвнефтегаза» Сергей Шишкин обещал, что все закроют и техника больше не будет выезжать за пределы территории с этой стороны через ягельник. Нет, все равно по-своему. При этом компенсации копеечные, ни на образование детей, ни на поддержку здоровья того, что нефтяники выделяют, не хватает. То есть уничтожают наш традиционный уклад, вынуждая покидать нас наши угодья, переезжать в город, а там вымрем, как мамонты, — рассуждает Саша.

По словам оленевода, «ЛУКОЙЛ — Западная Сибирь» намерен проложить дорогу через оленье пастбище от 90-й разведочной скважины до реки Аган, а там устроить мост или переправу. На другой стороне Агана за полуостровом находится еще одно месторождение компании — Щучье, там планируется сделать водонамывной карьер.

Саша на секунду замирает, потом устремляется назад к воротам:

— Вот и пожалуйста, то, о чем я говорил. Едет. Не должен он по этой территории двигаться, но двигается! Одно и то же регулярно…

Через несколько минут появляется огромный желтый «Кировец». Остановился у ворот. За рулем — загорелый мужчина, спускаться вниз из кабины отказался, Саше приходится разговаривать с ним, задрав голову. На вопрос о том, почему он ехал этим путем, водитель ответил:

Трактор едет по несогласованному маршруту. Фото Александра Айпина

— Спрашивайте у начальства. Мне сказали — я делаю. Мое дело маленькое — мне работу выполнять нужно.

Саша просит у водителя «Кировца» путевой лист. Документ почти не заполнен. Кустовая площадка №90 указана как объект работы для «Кировца», то есть он должен был туда прибыть и там оставаться. Но трактор выехал. Василий объяснил: начальство приказало сопроводить до Западно-Могутлорского месторождения две спецмашины — трал и вездеход «Витязь».

— Но у вас же в путевом листе нет этой точки…

— Ну впишут задним числом, это же недолго заполнить.

— Так это фальсификация!

— А я что могу сделать?

Саша предлагает Василию оставить трактор у ворот и звонит начальнику отдела по работе с коренным населением ООО «ЛУКОЙЛ — Западная Сибирь» Юрию Фурману. Сигнал очень слабый, Саша разговаривает по громкой связи. Сначала в разговоре с оленеводом Фурман пытается отстоять право на движение спецтехники по несогласованному пути через ягельный бор, мол, техника движется по дороге, а не как попало, не напролом. Затем, когда Айпин напоминает, что компания должна работать по закону, виляет: «Какой закон?» А когда оленевод говорит, что у него в руках пустой путевой лист, который, по словам водителя, заполнят потом как надо, начальник по работе с коренным населением заявляет, что это — разгильдяйство.

— Ну какое разгильдяйство, Юрий Станиславович? Мне гендиректор «Покачёвнефтегаз» — официальное лицо компании — обещал заварить ворота!

— Через два дня заварим! Нам нужно было срочно проехать до объекта!

— Так а почему с нами это не согласовали?

— Не нашли мы вас!

— Юрий Станиславович, когда вам нужно, вы всегда хоть на вертолете прилетите, но найдете человека.

— Ну вот не нашел я вас!

На слова Саши о том, что трактор дальше не пойдет, пока не приедет полиция, Фурман бросает трубку со словами:

— Ты скандал, что ли, хочешь? Ну, делай как знаешь.

По словам Саши, на следующий день трактор вернулся тем же путем. Он сфотографировал путевые листы и то, как работники снимали ворота для проезда на куст №90 Марталлеровского месторождения. Представители компании «Покачёвнефтегаз» запрос «7х7» по поводу инцидента у ворот проигнорировали.

В 2011 году, еще до начала освоения недр Аганского бора «ЛУКОЙЛом — Западная Сибирь», в Департамент природных ресурсов и несырьевого сектора экономики ХМАО — Югры (сегодня это Департамент недропользования и природных ресурсов) обратились жители Варьёгана и председатель Варьёганского отделения общественной организации «Спасение Югры» Нижневартовского района Елена Семенченко. Активисты попросили чиновников создать особо охраняемую территорию в Аганском бору — чтобы защитить и сохранить родовые земли и промысловые угодья ханты по правой стороне реки Аган. Семенченко написала председателю Ассамблеи представителей коренных малочисленных народов Севера Думы Югры Еремею Айпину, родственнику оленеводов. Еремей Айпин своих земляков и Елену Семенченко поддержал. Благодаря в том числе его вмешательству в 2011–2012 году чиновники региона начали работу, чтобы присвоить Аганскому бору статус особо охраняемой природной территории — он должен был стать государственным природным заказником регионального значения и называться «Ягельный».

Территория ягельного бора вдоль реки Аган

Бывший директор департамента Евгений Платонов предложил присвоить территории статус памятника природы — тогда округ выплатил бы ЛУКОЙЛу компенсацию и компания ушла бы с земель аганских ханты.

В 2015 году департамент начал готовить материалы для создания особо охраняемой природной территории. Власти Югры заказали Институту геоинформационных систем комплексную экспедицию на реку Аган. Правый и левый притоки изучали экологи, географы и биологи. Площадь предполагаемого заказника должна была составить 376 км².

Процедура создания заповедной территории шла очень медленно. Компания «ЛУКОЙЛ — Западная Сибирь» уже вовсю осваивала недра, по ягельнику ездили грузовики и тракторы. Айпиным ничего не оставалось, как только ждать. С момента прихода нефтяников на земли ханты семье приходилось переносить стойбище на новое место пять раз. По словам Саши Айпина, сегодня уходить уже некуда: это место, ставшее частью лицензионного участка, — последнее, где могут кормиться олени, больше ягельников в Аганском бору не осталось.

Как объяснила бывший начальник отдела особо охраняемых природных территорий департамента природных ресурсов Татьяна Меркушина, специалисты сформировали заказник на бумаге, очертили границы, исключили из них лицензионные участки, которые уже были на территории Аганского бора, и участки, которые не попадали на территорию ягельника. Эти земли закрепили постановлением правительства, но сегодня картина изменилась.

— В конце 2018 года — начале 2019 года шло согласование по изменению концепции, и всем этим особо охраняемым территориям, которые были зарезервированы, нужно было сделать продление. Но вместо этого департамент природных ресурсов просто вычеркнул их из списка зарезервированных и отдал под нарезание новых лицензионных участков, — рассказала Меркушина. — Чиновники отрезают куски территории Аганского бора, которые потом сохранить будет уже невозможно.

Консультант отдела особо охраняемых природных территорий Департамента недропользования и природных ресурсов Леонид Грацианов заявил, что никакого заказника не будет: вместо него появится охраняемый памятник природы «Ягельный». На сайте Природнадзора Югры говорится, что создание памятника площадью 4 тыс. гектаров запланировано в рамках национального проекта «Экология» до 2024 года. Но Грацианов назвал другую цифру — около 8 тыс. гектаров. На вопрос о нарушении прав ханты и их жалобах ответил: «Нас никто не спрашивал — лицензионные участки уже были. Думать о защите территории ягельника, который выполняет, по сути, функцию оленьего пастбища, необходимо было гораздо раньше».

Грацианов слышал, что нефтяники планируют строить трассу через ягельник, но эти планы, считает он, не осуществить: дорога ляжет за пределами их лицензионного участка, эта территория входит в нацпроект. Глава Нижневартовского района участвует в нацпроекте в качестве эксперта, он тоже принимает участие в рассмотрении документов. Дороги не будет.

Получить внятный комментарий в «Покачёвнефтегазе» «7х7» не удалось. На вопросы о том, как выстраиваются отношения с местными ханты, каким образом недропользователь намерен решать проблему уничтожения последнего ягельного пастбища в Аганском бору, в компании сослались на закон, гарантирующий защиту прав коренных народов. Планы по поводу строительства дороги руководитель «Покачёвнефтегаза» Сергей Шишкин сообщить отказался, сославшись на коммерческую тайну.

Зачем бору природоохранный статус

Специалисты, которые участвовали в экспедициях, говорят: Аганский бор, один из самых крупных в Югре, необходимо сохранить: это ресурс для таежного оленеводства, место обитания боровой дичи, богатое ягодное угодье, здесь растет несколько видов редких растений.

Доктор географических наук заведующий сектором геоэкологии Тюменского научного центра Сибирского отделения Российской академии наук Дмитрий Московченко руководил экспедицией в 2015 и в 2018 году. Его группа выделила культовые места: родовые кладбища Айпиных и Сардаковых, участок «Эвут-Рап», где по поверьям обитает Аганская богиня — покровительница аганских хантов. Эксперты считают: статус заказника необходим, потому что разработка месторождений, стихийные свалки и «черные археологи», которые грабят захоронения ханты, ставят под угрозу сохранность бора.


— Уже в тот момент ягельников было мало. Та нефтяная машина, так можно назвать захват земель нефтяниками под разработку месторождений, не выбирает болота, чтобы ставить скважины, она выбирает именно сухие места, где растет ягель. Сохранить ягель можно, только создав заповедник по берегам Агана, если оберегать от пожаров, от техники и запускать только оленя. Там, где прошла машина, ягель восстановится через 50 лет, там, где проходит человек в сухую погоду, — это десятки лет. Олень не вытаптывает ягель — только самую макушку, которая растет 2–3 года.
Специалист отдела природы и экологии Регионального историко-культурного экологического центра (город Мегион) Расима Ибраева была руководителем экспедиции, изучала этнографию с 2012 по 2017 год, брала пробы ягеля.


— Памятников археологии в этих местах не выявили, но территория сама по себе представляет ценность с точки зрения сохранения традиционной культуры. Очень жалко, если эта территория погибнет, — говорит Константин Карачаров. — Это будет утрата природных ресурсов для Нижневартовского района. Такие ситуации происходят на многих территориях округа, где еще остались ханты, манси, лесные ненцы. Тут нужно какое-то волевое решение, чтобы раз и навсегда решить эту проблему.
Археолог Константин Карачаров из Екатеринбурга обследовал территорию, где предлагается устроить гидронамывной карьер.

Странные подписи

Саша Айпин и его отец подали иск в суд. На первом же слушании 24 сентября 2019 года выяснилось, что у нефтяников есть разрешительные документы: главы семейств Ирина Тырлина, Николай и Евгений Айпины поставили подписи в допсоглашении, которое дает право на проезд машин нефтяников по ягельному пастбищу.

Семён Айпин, отец Саши, тоже обнаружил свою подпись в документе, чему был удивлен: он не помнит, что подписывал что-то подобное. Семён Айпин — старейшина рода, главы других семей обычно с ним советуются, как получилось, что они подписали документы, не обсудив такой важный вопрос, Саша не знает. Дополнительное соглашение, датированное ноябрем 2018 года, появилось на руках у Семёна Айпина 18 июля 2019 года — после инцидента с «Кировцем» у ворот. Документ на стойбище привез сам Юрий Фурман. Семён Айпин рассказывает:

— Сидели за чаем, обсуждали разное, потом дошло до ворот, и слова у нас начали расходиться. Он достал документы, молча кинул на стол и вышел. Вышел за Фурманом, попросил его вернуться, объяснить, что за документы он бросил, но тот молча сел в машину и уехал. Документы оказались те самые — дополнительное соглашение и схема проезда транспорта.

По словам Семёна Айпина, схему проезда, которая указана в документах от Фурмана, он не мог согласовать, поскольку ранее уже было два суда по этому вопросу (истцом был ЛУКОЙЛ) и оба суда ханты выиграл: дорога в схеме проезда не является по сути дорогой, пользоваться ею могут только частные лица, жители округи (грибники, рыболовы), а спецтехника может двигаться по ней только с разрешения коренных жителей.

На последнем заседании суд назначил почерковедческую экспертизу, чтобы выяснить, кто все-таки подписал схему проезда нефтяникам.

Бесконечная история

14 августа в деревне Русскинской Сургутского района на выездном заседании Совета по правам человека при президенте РФ состоялся круглый стол по вопросам поддержки коренных малочисленных народов Севера. Туда с трудом, но все же сумел попасть Саша Айпин — о заседании он узнал случайно, приехал на встречу уже под ее завершение и успел рассказать о ситуации вокруг Аганского ягельного бора и взаимоотношениях с нефтяной компанией «ЛУКОЙЛ — Западная Сибирь».

Эксперт российского отделения Greenpeace в составе официальной делегации Совета по правам человека Елена Сакирко входит в рабочую группу по вопросам КМНС при СПЧ. По ее словам, главный геодезист компании «ЛУКОЙЛ — Западная Сибирь» Константин Беляев отреагировал на выступление Саши довольно агрессивно: «Вы все подписали, что вы тут рассказываете!»

— Прогнозировать, чем закончится ситуация Айпиных, сложно. Подпись в документах может принадлежать главе семейства, которому представители компании, как это часто случается на практике с коренными, не объясняли, что он подписывает, — считает Сакирко. — Вообще, при подписании документов должен присутствовать юрист со стороны коренных — есть закон о бесплатной юридической помощи. Но многие о нем не знают либо не могут им воспользоваться, так как возможно давление со стороны компании. Может быть, подпись и подделали. В любом случае Айпины правильно сделали, что обратились в суд.

СПЧ рекомендовал рассмотреть конфликт по эксплуатации дороги вне суда и найти альтернативные решения, которые будут учитывать интересы ханты. Как будет реагировать и работать с рекомендациями правительство ХМАО и органы исполнительной власти, говорит Сакирко, предугадать трудно.

Еще одна рекомендация для властей региона — создать должность омбудсмена по защите прав коренных народов Севера, которого в округе пока нет (и вполне возможно, что его не будет).

По данным омбудсмена ХМАО Натальи Стребковой, количество жалоб от коренных жителей Севера за три года выросло с пяти в 2015 году до 216 в 2018 году. Среди них — 46 заявлений с просьбой помочь с консультацией по защите гарантий на исконную среду обитания. Но чиновница считает, что вводить в регионе должность отдельного уполномоченного по правам КМНС «нецелесообразно». Об этом Стребкова заявила в марте 2019 года на заседании думы ХМАО, где представила специальный доклад о гарантиях прав коренных малочисленных народов Севера. Она сослалась на опыт российских регионов, где доля коренных жителей доходит до 30%, но должности уполномоченного по правам КМНС там нет.

*Экстремистские и террористические организации, запрещенные в Российской Федерации: «Свидетели Иеговы», Национал-Большевистская партия, «Правый сектор», «Украинская повстанческая армия» (УПА), «Исламское государство» (ИГ, ИГИЛ, ДАИШ), «Джабхат Фатх аш-Шам», «Джабхат ан-Нусра», «Аль-Каида», «УНА-УНСО», «Талибан», «Меджлис крымско-татарского народа», «Мизантропик Дивижн», «Братство» Корчинского, «Тризуб им. Степана Бандеры», «Организация украинских националистов» (ОУН), «Азов»

Источник: narzur.ru

Добавить комментарий

Next Post

ЦЕНА ПОБЕДЫ В «ХОЛОДНОЙ ВОЙНЕ»

Пт Ноя 1 , 2019
С помощью «умственной чумы» социопатологий подорвав социалистическое движение, Запад заодно подорвал и сам себя. Он точно так же, вместе с русскими, лишился будущего. В итоге противостояние русских с нерусью (в иных случаях чисто зоологическое) – превратилось в